Герой дня: Антон Буздин

Я работаю ведущим научным сотрудником в Лаборатории биоинформатики Федерального научно-клинического центра детской гематологии, онкологии и иммунологии, а также возглавляю Группу геномного анализа сигнальных систем клетки в Институте биоорганической химии Российской академии наук. Кроме того, работаю профессором в ФМБА России читаю курс лекций по молекулярным основам канцерогенеза. Консультирую коммерческие фирмы по вопросам проведения широкомасштабных генетических исследований и, главное, биоинформатической обработки получаемых данных.

Круг исследуемых мной и моими коллегами вопросов довольно широк. Во-первых, наша самая «старая» тема – сугубо фундаментальные исследования в области эволюционной геномики человека. ДНК человека хранит огромное количество «отпечатков» древних вирусных инфекций – остатки геномов инфицировавших наших предков вирусов сохраняются в нашей ДНК и, более того, образуют целых 8% от всего человеческого генома. При этом многие такие встроившиеся копии вирусов были «одомашнены» нашим геномом и теперь исполняют какие-то важные, хотя и по большей части неохарактеризованные, функции. Мы провели широкомасштабное исследование, где показали, что все вместе вирусоподобные последовательности нашего генома содержат более 100.000 функционально важных участков, способных регулировать работу соседних генов. Один из таких генов является особенно интересным – как мы показали, он регулируется вставкой ретровируса, во многом сходного с вирусом СПИДа, которая произошла сравнительно недавно по эволюционной шкале. В отличие от большинства других, эта вставка произошла уже после расхождения предковых линий человека и шимпанзе и является специфичной для ДНК человека. Нам удалось показать, что контролируемый ретровирусом ген пролиндегидрогеназы человека регулируется у человека совсем по-другому, чем у других животных. Это приводит к тому, что ген особенно сильно работает в таком отделе мозга, как гиппокамп, где он принимает участие в синтезе молекул, управляющих активностью клеток мозга нейромедиаторов, например гамма-аминомасляной кислоты (ГАМК). Мы предполагаем, что именно эта особенность регуляции именно этого гена ответственна за некоторые из отличий в работе центральной нервной системы у человека и обезьян.

Вторая тема связана с анализом молекулярных механизмов, сопутствующих образованию раковых опухолей. Основные клеточные процессы, такие как деление, дифференцировка и смерть, внутри каждой клетки на молекулярном уровне регулируются большим количеством сложных процессов, включающих работу тысяч генов. Наверное, отчасти можно сравнить это с работой сложной микросхемы. При раке что-то в этой «микросхеме» начинает работать не так, не срабатывают изначально заложенные системы сдержек и противовесов, и клетки начинают неконтролируемо размножаться. При этом ДНК раковой клетки начинает с бешеной скоростью накапливать мутации, которые способны усугубить разбалансировку регуляторных механизмов и сделать ее необратимой. Я являюсь сторонником теории о том, что каждый случай рака является уникальным с точки зрения породивших его молекулярных разбалансировок. Тем не менее, многие такие уникальные диссонансы имеют точки пересечения в нижележащих регуляторных путях, за которые опухоль можно «поймать». Механистическая модель образования рака позволяет понять, какие именно регуляторные процессы внутри раковой клетки идут «не так» и предложить оптимальные именно для конкретного пациента способы лечения заболевания. На сегодняшний день, мы создали ряд таких моделей, которые позволяют определять, какие именно внутриклеточные регуляторные пути работают у индивидуального пациента неправильно и предлагать эффективные способы терапии.

Наша третья тема тесно связана с предыдущей и включает в себя разработку высокоэффективных молекулярных маркеров рака, позволяющих проводить диагностику заболевания на ранних стадиях, когда болезнь невозможно выявить по медицинским показаниям. Например, пациенты с раком мочевого пузыря обращаются в клинику, как правило, на стадии, когда в моче появляются заметные следы крови. К сожалению, это соответствует уже достаточно развитой стадии рака, когда существующие виды лечения обладают ограниченной эффективностью. И наоборот, если заболевание удается обнаружить на ранней стадии, шансы на успешность лечения возрастают многократно. Нам удалось обнаружить ряд новых высокоэффективных молекулярных маркеров рака, которые мы очень хотим ввести в клиническую практику. Мы будем чрезвычайно рады, если кто-нибудь из читателей этих строк сможет помочь нам в этом, мы положительно смотрим на самые разнообразные формы сотрудничества.

Наверное, главная цель моих исследований – создание способов ранней диагностики и лечения раковых заболеваний. Решение технических задач здесь идет рука об руку с возможностью помочь людям, причем так, как не мог сделать никто до меня. Ну и, во-вторых, очень хочется разобраться с вопросом, что именно сделало человека человеком на молекулярном уровне. Какие изменения в геноме общего предка стали определяющими для формирования нашего вида. Понимая это – достоверно поймем и то, какие именно черты присущи именно нашему виду, а какие пришли к нам от общего обезьяноподобного предка.

Занятия наукой на самом деле очень интересны и захватывающи. Сложно описать это словами, наверное, когда мы движемся вперед в нашей области, мы испытываем что-то похожее на то, что чувствовали мореплаватели при виде новой неизвестной земли, или что ощущают археологи, когда им удается обнаружить остатки величественного древнего города – какой-то трепет, драйв, радость, интерес, обновление, независимость, 100% позитив.

На настоящий момент, ценой неимоверных усилий, удалось создать условия, в которых мне и моей семье нравится жить здесь в России. Друзья, близкие, язык, культура – это для меня имеет большое значение, хотя в зарубежной научной работе я вижу очень много плюсов. За свою научную карьеру я часто временно ездил работать в иностранные научные центры и хотел бы продолжить эту традицию и далее. Сама по себе смена рабочей обстановки заставляет обучаться новому, поддерживать тонус на высоком уровне, находить общий язык с новыми людьми, практиковаться в иностранных языках (а это тоже отличная тренировка для мозга) и быть в курсе новых методов, подходов и идей, расширять кругозор. Неоценимый опыт. Поэтому пока я бы очень хотел продолжить работу в своей стране с возможностью временных поездок в заграничные научные центры. Конечно, эти планы чрезвычайно сильно зависят от уровня материальной и административной поддержки, которую получают мои проекты – если поддержки не будет у меня на Родине, то, конечно, я буду вынужден искать ее в других точках земного шара. Это диктуют профессия и жажда самореализации.

Хочу также высказаться об отношении общества к науке. Во-первых, жажда научного познания, то есть узнавания нового, органически присуща человеку. Современная академическая наука просто создала ряд удобных механизмов, которые повышают эффективность занятий наукой. Например, очевидна потребность в том, чтобы приобретаемое знание было истинным – для этого в общих чертах разработаны критерии оценки правильности выдвигаемых теорий и объективности делаемых выводов; чтобы не делать двойную работу, важно знать, что уже было открыто раньше другими – для этого созданы системы, позволяющие быстро ответить на вопрос, что уже исследовано, а что – пока еще нет. Количество накопленной человечеством научной информации стало так велико, что для навигации в этом океане данных пришлось придумать массу специальных научных терминов, которые крайне полезны для специалистов, но, к сожалению, не позволяют понимать суть исследований обычным людям. Кроме того, за последние полтора столетия наука стала уже не хобби, а профессией огромного количества людей, что неминуемо привело к росту пропасти между учеными-специалистами в своих областях и обычными людьми. Сегодня ученые часто даже не пытаются доносить суть своих изобретений на «человеческом» языке, за что общество, вполне закономерно, отвечает ученым невежеством в вопросах научного прогресса. Выстраивается как бы какая-то воображаемая стена между жизнью человека и наукой, тогда как на самом деле каждый житель нашей планеты по-своему ученый и ведет какие-то свои научные изыскания. Поэтому наука была и будет модна всегда, это – глубинная потребность человека узнавать новое. Если же говорить об академической науке – действительно, в широких слоях нашего общества сегодня занятия ей не вполне популярны. Причина – проще и банальнее не придумаешь, очень маленькие зарплаты профессиональных ученых. Если зарплаты ученых станут не ниже, а выше среднего уровня для населения крупных городов – ситуация изменится моментально.

Фундаментальные исследования необходимы, поскольку именно они позволяют накопить массивы знаний, которые в дальнейшем можно применить для решения практических задач. Например, трудно было ожидать, что изучение кишечной палочки, или дрожжей, или плодовой мухи дрозофилы позволит создать новые лекарства для человека, а ведь именно это и произошло. То есть сначала ученые исследовали кишечную палочку, дрожжей, мух, просто так, потому что они могли совершить какие-то свои чисто фундаментальные открытия на этой ниве, а уже потом другие ученые-изобретатели придумали, как использовать полученные накопленные знания на благо обществу и кошельку. Иными словами, фундаментальные исследования стимулируют изобретательство, создают питательную среду для научно-технического прогресса, в пользе которого, думаю, не сомневается практически никто. Если мы абстрагируемся от глобального масштаба и зададимся вопросом «Нужна ли фундаментальная наука именно в России?», то я тоже отвечаю утвердительно. Фундаментальная и прикладная наука должны не просто развиваться рука об руку, но и физически сосуществовать в одной точке на глобусе. Это обеспечивает перемещение квалифицированных кадров и создание эффективной конкурентной среды, а не узкоспециализированного болота, обреченного на вымирание при смене глобальных тенденций. К тому же, если мы сейчас угробим фундаментальную науку в России, то мы не получим на нашей территории вообще никакой науки, поскольку жизнеспособной связки между нашей прикладной наукой и производством, очевидно, не существует (за очень редкими исключениями, например, замечательной отечественной компании Евроген). Ну и наконец, для России с ее тяжелым климатом развитая наука – это вопрос жизни. Земледелие у нас рискованное, поэтому должно быть развитое промышленное производство. Рабочая сила – тоже сравнительно дорогая, хотя бы из-за холодного климата и длинного отопительного сезона, поэтому производство должно быть инновационным, с высокой прибавочной стоимостью для создаваемой продукции. А такое может быть осуществлено у нас только при условии развитой науки. И фундаментальной, и прикладной. Надеюсь, я всех убедил. Конечно, деятельность ученого не обходится без трудностей, на мой взгляд, их три. Первая – несправедливая система распределения выделяемых на науку средств. Второе – на фоне утяжеления материального положения ученых, на них постоянно растет нагрузка со стороны чиновничьих структур. Почему-то считается, что за свои скромные деньги у нас ученый должен помимо науки заниматься немного бухгалтерией, немного – юриспруденцией, немного – письмоводительством, а работу в виде никому не нужных отчетов, планов и прочей подобной документации министерские чиновники подкидывают нам исправно. Следует ли говорить, что собственно на науку времени остается очень мало. Более того, предлагая свои касающиеся научного сообщества реформы, чиновники то ли не могут, то ли не хотят предварительно проверять их целесообразность или хотя бы физическую возможность осуществления – и в результате мы наблюдаем целый ворох мертворожденных инициатив, которые принципиально не могут быть воплощены на практике. Ну и последнее, третье место – трудности с ввозом/вывозом биологических образцов, реактивов и других грузов научного назначения в/за пределы России – тут нашими таможенными и финансовыми чиновниками был предпринят максимум усилий для того, чтобы сделать жизнь ученых невыносимой.

Чем вы увлекаетесь помимо науки?

Спортом, архитектурой, историей, изобразительным искусством, на досуге что-то мастерю и в последнее время пытаюсь научиться играть на фортепьяно.

Есть ли у вас идеи для нашего правительства и законодательного аппарата по части развития науки в России?

Идей – море, наиболее оформленные из них касаются того, как разрешить трудности, о которых разговор шел ранее, ну и как нам начать уже получать выгоду от естественных преимуществ, которые у РФ в научной сфере, да-да, кое-какие есть! Но говорить об этом подробно, серьезно на профессиональном уровне в рамках рубрики «Героя дня» мне не позволяет человеколюбие – боюсь, что это будет слишком скучно для большинства читателей. Ну а если обратятся из правительства – с удовольствием изложу всё в деталях.

Всем удачи!